Рассказ: "Всего три года".

[punsh-punsh]

Тебе 18, ему всего 15. Возможно ли это?! Томка тоже считала, что в жизни не свяжется с малолеткой… Тем не менее, случилось именно так. Читай, что получилось из этого не совсем обычного и трудного романа.



Меня зовут Тамара, но я больше люблю, когда меня называют Томкой, ну, или Марой, на худой конец. Недавно я отпраздновала свой двадцать первый день рождения. Было все, как полагается: торт, свечи, друзья… Я пригласила весь наш огромный танцевальный коллектив, в котором провела десять лет. Столько подарков я в жизни не видела! Но только они меня совсем не радовали.



Мальчишка.

И вообще, праздник не удался, хотя этого никто не заметил. А все потому, что за столом не было единственного, кто был мне дорог, - моего Илюши.

Илья для меня – не только первая любовь, он (как бы это выразиться?) точка отсчета моей жизни, начало всего. Восемнадцать лет, которые прошли до Ильи, я вообще не считаю и плохо помню. В это время я занималась танцами, ходила в школу, взрослела, но чувства во мне спали, и глаза были закрыты. Все настоящее и интересное началось для меня лишь после того, как я, неожиданно для себя, полюбила этого мальчишку.

Я говорю «мальчишку», потому что Илья младше меня на три года. Я помню его еще совсем-совсем маленьким, когда он только пришел в нашу студию: такой щуплый, худенький, с торчащими лопатками, тонкими руками. Я смотрела на него тогда, как на неодушевленный предмет. Какое мне было дело до неопытного малолетки! Ведь сама-то я была четырнадцатилетней фигуристкой девушкой и в танцах считала себя докой.

Следующие четыре года Илья был все время рядом: на репетициях, выступлениях, гастролях.

Краем глаза я видела, как он растет: как крепнут его руки, как появляется первый пух под его губой, как из затравленного маленького волчонка он превращается в симпатичного самоуверенного молодого человека. Но все это не имело значения. Он по-прежнему был для меня одним из двенадцати мальчишек, занимающихся в студии. И, кажется, я даже не понимала, как его зовут. А потом все вдруг изменилось. Произошло это неожиданно и головокружительно быстро – всего за неделю гастролей. Уехали чужими, а вернулись влюбленными по уши.



Я не должна!

Дело было в апреле, мы приехали на фестиваль современного танца в Красноярск. В гостинице нас расселили по три человека в номер: мальчики отдельно, девочки отдельно. Меня продуло в поезде, и в выступлениях я не участвовала. Болеть было обидно, особенно когда все наши уходили гулять по городу или на фестиваль. Однажды, когда все ребята ушли на экскурсию, и я в трагическом для восемнадцати лет одиночестве лежала на койке, ко мне постучали. Я открыла дверь и увидела Илью.

- Ты разве не ушел на экскурсию? – удивилась я.

- Не-а, меня не взяли. Я вчера под утро вернулся, меня засекли и сегодня решили наказать, - объяснил Илья, плюхаясь на соседнюю койку.

- А-а! – протянула я, пытаясь понять, зачем он пришел.

- Тебе, наверное, скучно, - ответил на мои мысли Илья, - хочешь, на гитаре тебе поиграю?

Я кивнула, он сбегал за гитарой и устроил для меня концерт.

Пока Илья пел, я не сводила глаз с его лица. Я вдруг впервые заметила, что он очень симпатичный парень и выглядит далеко не на пятнадцать лет. Открытый, умный лоб, красивый нос, слегка полные губы, мужественные скулы, на которых хорошо видны следы первого знакомства с бритвой – Илье легко можно было дать восемнадцать. Только румянец во всю щеку и озорной карий взгляд выдавали его.

- Ну, как тебе песня? – спросил Илья, закончив играть. Я с трудом нашлась, что ему ответить: разглядывая его, все прослушала.

- Хорошая песня, - покивала я.

Илья улыбнулся хитро и неожиданно предложил:

- Хочешь, я массаж сделаю? У меня отец – массажист, он мне показал, как надо.

Я не стала отнекиваться, попросила отвернуться, сняла майку, легла на живот. Свои люди, в конце концов, сколько раз во время концертов переодевались в одной комнате!

Он и вправду умел делать массаж! Руки были горячие, сильные – настоящие мужские руки. Мы о чем-то разговаривали, а он все гладил и гладил мои спину и, наверное, слышал, как гулко бьется в моей груди сердце. Я не знаю, чем бы закончился тот вечер (хотя, скорее всего, ничем, но кто может поручиться?), если бы с гуляния не вернулись наши. Девчонки влетели в комнату, увидели мою голую спину, растерянное лицо Ильи, сидящего сверху, и разом замерли на пороге.

- Ой, простите! – улыбнулась моя подруга Олька, - к вам можно? Или лучше нам за дверью подождать?

- Входите, входите дамы, - отозвался Илья, - я уже закончил!

Он спрыгнул с моей койки и гордой, как мне показалось, походкой удалился за дверь. Я стала поспешно натягивать майку, а девчонки допрашивали меня: что это было? Неужели мне нравится этот маленький мальчик? Я сделала равнодушно-презрительное лицо и сказала:

- Да что вы! Меня не интересуют малолетки.

Ночью сон никак не приходил. Я все думала об Илье, о его руках, о нашей проклятой разнице в возрасте. «Нет, я не должна связываться с пятнадцатилетним мальчишкой!» - решила я в конце концов и заснула.



Эйфория.

На другой день мы встретились с Ильей в столовой. Он сидел с ребятами за соседним столиком, ел манную кашу и хитро поглядывал на меня. Я с тревогой заметила, что мальчишки вокруг него похихикивают и тоже смотрят на меня. Это было ужасно: значит, он рассказал им о вчерашнем массаже. Да еще наверняка все преувеличил! Я сделала каменное лицо и старалась даже не смотреть на Илью.

Вечером я в первый раз вышла из гостиницы (простуда почти прошла). В тот день была дискотека по случаю закрытия фестиваля. Илья, как только я вошла в зал, подошел ко мне с улыбкой и пригласил на танец. Я сразу принялась его отчитывать:

- Зачем ты все разболтал? Это ты так самоутверждаешься, что ли?

Он сделал лицо оскорбленной невинности и произнес пламенную речь на тему: «Я – мужчина. Я не болтаю. Мне можно доверять». Пока мы танцевали, его руки гладили меня по спине и даже пытались опускаться ниже.

Я одергивала его:

- Веди себя прилично!

Старалась не смотреть по сторонам, но краем глаза видела, как наши девчонки шепчут что-то друг другу и кивают со значением.

Мне быстро надоели эти шептания, через несколько минут я незаметно улизнула и вернулась в пустой номер. Только стала читать книгу, как раздался стук.

Надо ли говорить, кто это был? Илья сел рядом.

- Ты чего ушла? Мне без тебя скучно!

Он так искренне это сказал – я в душе ликовала. Но внешне, разумеется, изобразила удивление:

- Неужели? Что, там разве мало девчонок?

Да, плевать мне на них! Мне ты нравишься, - сказал Илья и наклонился к моему лицу, но я успела увернуться.

- Ты чего это?!

- Хочу тебя поцеловать. А ты что, против? – прямолинейно спросил Илья.

Я растерялась от таких признаний.

- Ну, ладно, целуй! – разрешила я. Он сильно прижался губами к моим губам и замер. Потом отстранился, сказал:

- Ты супер!

Когда я ему заметила, что так не целуют девушку, он не обиделся, а с беспечным видом попросил:

- Тогда поцелуй меня ты!

Я, честно говоря, ждала этого приглашения. Стала легонько целовать его губы, а он с открытыми глазами наблюдал, как послушный ученик. Потом он залез на диван, сильно прижался ко мне всем телом. Я не знаю, где была моя голова, но мы даже дверь не закрыли… это счастье, что никто не вошел.

Все признания: в любви, верности, преданности – все это мы сказали потом, уже после возвращения домой. Я, откровенно говоря, думала, что Илья – мимолетное увлечение, и дома я уже не вспомню о нем. Но не тут-то было: в первый же вечер после приезда я не знала, куда деться от ноющей боли в груди.

Про себя я молитвенно повторяла: «Илья, пожалуйста, позвони!» (у меня не было не иго адреса, ни телефона). Но он все не звонил. Я решила наплевать на гордость и набрала номер Ольги. Она посмеялась надо мной:

- Что, влюбилась в малолетку?

Но телефон все-таки дала. Илья очень обрадовался моему звонку, тут же предложил встретиться. Через час мы уже сидели на лавочке в парке и взахлеб рассказывали друг другу о своей любви.

- Ты мне очень давно нравишься, но я думал, что у тебя парень есть. Какой-нибудь богатый крендель двадцати семи лет.

- А я была уверена, что ты встречаешься с Викой…

- С этой малолеткой? Да она же как доска плоская! Мне всегда девушки старше меня нравились.

- А я вот не думал, что полюблю мальчишку младше себя.

- Я не мальчишка. И я младше всего на три года. Это не так много, как кажется.

После этих признаний начались месяцы эйфории и восторгов. Я летела после института на репетиции, я внимания не обращала на все пересуды в студии, всем и каждому была готова рассказывать о своей любви к Илюшке. Мы почти все время были вместе: гуляли, катались на аттракционах, ходили в кино.



Милый тиран.

Я не могу сказать точно, когда наши отношения стали портиться. Это случилось не в один момент, а как-то постепенно.

Помню, как мы впервые поссорились. Я приехала к Илюшке домой (а он живет на другом конце города, до него ехать около часа), мы столкнулись у входа в подъезд. Илюшка чмокнул меня и сказал:

- Ты прости, но я сейчас убегаю. Мне Серега позвонил, у него проблемы – так что сегодня не выйдет. Я тебе позвоню.

Я обозвала его дураком, он обернулся резко:

- Только не надо истерик! – и убежал, бросив меня одну.

Подобные случаи потом стали повторяться. Илья мог позвонить, сказать:

- Я жду тебя, дорогая мамочка. Приезжай!

Я бросала все дела, неслась к нему через весь город, а потом он говорил:

- Ты извини, но я должен уйти. Или же просто я обнаруживала закрытую мертвую дверь, а сотовый Ильи был выключен. Если же потом я высказывала свою обиду, Илья говорил:

- Жизнь – непредсказуемая штука, или: бабы – такой крикливый народ, или: ты хочешь, чтоб я всех друзей кинул и ползал у твоих ног?

Через несколько месяцев наших встреч я убедилась совершенно, что в Илье развито презрительное отношение к девушкам. Я не знаю, кто в нем это воспитал (наверное, его отец!), но Илья уверен, что мужчины – первосортные существа, а женщину сделали из остатков материи для того, чтобы мужчина не скучал. Тиранические черты Илюшкиного характера вылезали постепенно, по мере знакомства. Сначала была лишь одна странность: он отказывался приезжать ко мне домой, ссылаясь на усталость, головную боль и прочее. Так что ехать приходилось мне, но я делала это с удовольствием. У Ильи часто уезжали родители куда-то на подмосковную дачу, а он, конечно же, питался в это время бутербродами. Я же, как сердобольная заправская мамочка, покупала продукты, волокла эти огромные сумки к нему домой, потом часами стояла у плиты: варила супчики, жарила котлеты, пекла пироги. Илья в это время, как мужья в анекдотах, сидел у телевизора, смотрел футбол. Но это в первое время меня не раздражало: мальчик ведь младше меня, пусть отдыхает, веселится, лишь бы любил. Наверное, я испортила его таким поведением. Потому что со временем он откровенно наглел. Если в начале он был вежлив и ласков, говорил, скушав суп: «Спасибо, дорогая мамочка!» - и чмокал в щеку, то потом он позволял себе ругать еду. Попробует суп, сморщится, отодвинет, скажет:

- Бе-е, какая гадость! Готовить-то надо учиться!

Я спорила, дулась, даже плакала, но он меня не утешал.

- Блин, опять крокодиловы слёзы! Ну, поплачь, поплачь!

Ему нравилось доводить меня до слез, он говорил, что я красивая, когда плачу.

Но, несмотря на все эти ссоры, я любила Илью. И чувства мои не ослабели не через год, ни через два… Этот мальчик сводил меня с ума. Он научился обалденно целоваться, и все остальное у него прекрасно получалось, так что обиды прощались, и я было готова ради него на все. Временами Илья был очень ласковым и добрым. С ним было весело, я совсем забыла, что значит сидеть дома вечерами. Мы несколько раз в неделю ходили в клубы, веселились ночи напролет, а утром расставались, он шел в школу, я – в универ, но днем на репетициях мы опять встречались. Это было безумное, интересное время. Жаль, что оно быстро прошло. Когда я перешла на последний курс университета, Илья закончил среднюю школу. Он без труда поступил на юридический и сразу же бросил танцы. Я стала видеть Илью реже и реже, и мне было очень трудно привыкнуть к его новому занятому графику. Иногда я приезжала к нему в университет, но Илюшу это не радовало. Он не хотел, чтобы однокурсники знали, что у него есть подружка. Это, видите ли, ущемляло его свободу.

Когда Илья бросил танцы, я тоже ушла из студии: зачем, если там нет любимого? После этого я поправилась – совсем чуть-чуть. Илюша заметил изменения в моем теле и серьезно сказал:

- Тамара, тебе уже двадцать! Надо следить за весом, а то станешь как воздушный шар.

После этого я купила абонемент в тренажерный зал.

Не знаю, что происходило у Ильи в университете, но он стремительно менялся. Закончились наши походы в клуб, он перестал говорить мне «мамочка», запретил называть себя «мой мальчик» и приезжать готовить ему обед. Он звонил мне теперь редко-редко, не брал трубку, когда звонила я. Он не часто ночевал дома – неделями пропадал в общежитии.

Наконец мне надоело неопределенность. Однажды я приехала к нему домой с твердым намерением объясниться.

Я спросила в лоб:

- Почему ты так поступаешь со мной? Ты меня разлюбил?

Он помолчал, а потом ответил ледяным голосом, глядя мне прямо в глаза:

- Ты угадала.

Меня как током ударило от этих слов. Я заплакала. А Илья сказал, как обычно:

- Не надо истерик! – сел за стол, стал заниматься.

А на следующий день у меня был день рождения – 21 год. Илья не пришел, не позвонил, не поздравил, и я поняла тогда совершенно точно: это конец.

С тех пор Илью я не видела. Его однокурсник, мой хороший друг, сказал мне недавно, что у Ильи уже несколько месяцев есть другая девушка, шестнадцати лет. Вот так.

А еще он рассказал, что тогда, в Красноярске, Илья пришел ко мне в номер не просто так. Оказывается, он поспорил с друзьями, что еще до отъезда домой я стану его девушкой… И затеял весь этот спектакль. Ну, что ж! Я ничему не удивляюсь. Я ведь с самого начала знала, что Илья – маленький мальчик. Но, к сожалению, это ничего не меняет. Я до сих пор люблю Илюшку и никак не могу научиться жить без него.

Конец.